— А ведь правда. Про нее я совсем забыла!.. Слушай- ка, а что он будет делать со своими деньгами? Судя по его рассказам, она ужасно подозрительная.
— Подозрительная или нет, Гастон разберется сам… Для начала будет почаще приезжать развлекаться в Париж, как ты думаешь?
— Ты забываешь про его желудок, — смеется Сильви.
Но радость ее длится недолго. Нахмурив лоб, она спрашивает:
— Дидье… а номер… Ты уверен, что…
С уставшим видом тот достает из кармана записную книжку.
— 136 882… Серия «Р»… написано по буквам, точнее, по цифрам… Давай расслабься, Сильви… Знаешь, для начала побалуем себя небольшой пирушкой.
— У «Батиста»?
— Да ты что, смеешься? «Батист» остался в прошлом!
Немного смущенные, супруги Марассен делают заказ представительному официанту.
Потягивая виски — они пьют его впервые, — строят планы на будущее. Вкусы их не во всем одинаковы, но в одном они совершенно сходятся: нужно купить машину и не спеша двинуться на Лазурный берег.
— Но, Дидье, мы же не можем вот так все бросить и уехать?
— Почему? Права у меня есть. В конторе скажу, что мне нужен отпуск пораньше, и мне не откажут.
— Но… ведь, чтобы купить машину, нужно все-таки иметь деньги.
— Получим их от Гастона.
— А тебе не кажется, что нужно немедленно позвонить ему, твоему Гастону?.. Может, он еще ничего не знает?
— Тут я с тобой совершенно согласен, Сильви. Конечно же ему нужно позвонить…
Дидье спускается к телефону в подвальное помещение, просит соединить его с Антибом.
— Алло… Антиб?.. Это, должно быть, мадам Крепуа? Здравствуйте, мадам… Я хочу сказать, добрый вечер, кузина. Говорит Дидье Марассен. Да, мы с вами еще не имели удовольствия познакомиться, ведь вы никогда не сопровождаете Гастона в Париж… Кстати, Гастон дома? Что?.. Что вы говорите?.. Вчера вечером? Какой ужас! Да, я конечно же знал, что он не отличается особым здоровьем, но он всегда был таким веселым, подвижным… Еще в пятницу утром, когда мы провожали его на вокзал… Боже! Я не могу поверить… И когда же состоятся… Да-да… мы конечно же приедем… Крепитесь, кузина. Крепитесь.
По выражению лица своего мужа и без того взволнованной Сильви становится ясно, что их радужные планы под угрозой.
— Могу спорить, Гастон говорит, что билета у него нет.
— Гастон ничего не говорит. Он умер вчера вечером. Судя по всему — инфаркт. Берта дала нам телеграмму, но ведь сегодня воскресенье…
Официант приносит закуски и удаляется.
— Ты не сказал Берте о билете?
— Да ты что! Если уж Гастон ничего ей не говорил, значит, на то были причины… А потом, разве она мне поверит, что билет мы покупали на двоих? У нас ведь нет никакого подтверждения. Значит, все остается ей.
— Ты прав. Я не знаю Берту, но доверия к ней не испытываю. Она наверняка была бы счастлива обобрать нас.
— Поэтому нельзя терять время… Постараемся достать два билета на «Голубой экспресс». Который час?
— Десять минут восьмого… Но ты даже не знаешь, куда Гастон мог положить этот билет.
— Ну, я догадываюсь. Он однажды признался мне, что прячет всю мелочь, которую хочет утаить от жены, в табакерку… Она терпеть не может табак. И никогда не заходит в его кабинет. Мне достаточно будет пяти минут, а ты в это время придумаешь, чем занять Берту.
Однако, прежде чем разобраться с Бертой, нужно рассчитаться с официантом, объяснить ему, что они вынуждены немедленно уйти и им жаль, но они заплатят за все, что «было заказано, если так принято…
Под презрительные взгляды персонала, Дидье кладет на стол несколько банкнот, хватает куртку и толкает Сильви к выходу.
Утро следующего дня. Девять часов. С маленьким чемоданчиком в руке Дидье и Сильви отыскивают нужный дом, спрятавшийся среди живописных улочек древнего Антиба. Ветхое двухэтажное строение с галантерейным магазином под названием «Стоит только подумать». На плотно закрытых ставнях белеет объявление: «Закрыто по причине похорон».
Дидье вынужден стучать несколько раз, прежде чем дверь открывается. И — о неожиданность! Перед ними несколько полноватая женщина лет двадцати пяти, с доброжелательным лицом. В ней нет ничего общего с тем, что представляли себе Марассены.
— Здравствуйте, Берта… Вы позволите называть вас Бертой?
— Лучше Авророй, — отвечает женщина с явным южным акцентом. — Я горничная.
Со второго этажа раздается пронзительный голос:
— Кто там?
На этот раз это действительно Берта Крепуа, и она полностью соответствует тому, какой представляли себе «парижские родственники» супругу Гастона.
Вдова весьма удивлена столь скорым приездом, и словоохотливый Дидье объясняет, почему они так спешили: присутствие друзей все-таки утешает в столь тяжелый час…
Берта благодарит и рассказывает, как все произошло. Вернувшись в пятницу вечером, Гастон казался уставшим больше обычного. Отужинав, он сразу же отправился спать. Немного позже позвал Берту. Ему стало совсем плохо.
— Я, однако, подумала, что это обычное недомогание — так с ним уже бывало раньше.
— Как? Такое уже случалось?
— Да, после двух последних поездок у него было нечто вроде несварения желудка с короткими обмороками. Думаю, что в Париже он изрядно нарушал свой режим… и ни в чем себе не отказывал.
— Бедная моя Берта, но ведь мы не всегда были рядом!
— Короче, я вызвала доктора Гильбу, который всегда лечил его. Ему тоже показалось, что это обычный приступ. Он называл это «парижскими возвращениями»… А потом, ночью, состояние Гастона резко ухудшилось. Гильбу снова пришел… Но все было бесполезно… Вчера вечером…